О времена, о нравы

В  какой-то исторический период времени у  всех народов считалось удалью пойти на  риск, захватить чужое имущество и  тому подобное. Не  исключением был и  ингушский народ, хотя с  принятием ислама к  любому виду воровства относились как к  недозволенному и  греховному, не  приносящему счастья и  благодати.

Исламский богослов из  Басры Ибн Кулляб передал со  слов своего отца о  том, что один мужчина из  числа ансаров рассказывал: «Как-то, когда мы  выступили вместе с  Посланником Аллаха (мир ему и  благословение Аллаха) в  путь, людей постигли сильная нужда и  трудности. Они захватили добычу и  стали её  разворовывать, а  когда котлы наши (с  мясом) закипели, пришёл Посланник Аллаха (мир ему и  благословение Аллаха), шедший опираясь на  свой лук. Он  стал опрокидывать наши котлы своим луком и  сыпать песок на  мясо, после чего сказал: «Поистине, награбленное не  более дозволено, чем мертвечина!» (Абу Дауд 2705, аль-Байхакъи 9/61. Хадис достоверный. См. «Сахих аль-Джами» 1986).

Предположительно история, которую я  расскажу со  слов старейшины Суламбека Харсиева, случилась ещё до  революции.

Было далеко за  полночь, когда мама молодого человека по  имени Джабраил, которому отроду было где-то 13-15  лет, тот самый подростковый период, когда кажется, что ты  в  состоянии перевернуть мир, потеряв сон и  покой, подозревая что-то неладное, ходила из  угла в  угол, всматривалась в  глухую темноту, прислушивалась к  каждому шороху в  надежде увидеть возвращающегося сына. Она сердцем чувствовала, что он  связался с  нехорошими людьми, которые сновали под маской «абреков». Доказательством её  подозрений был и  тот факт, что сын уехал, оседлав полностью коня и  прихватив с  собой охотничье ружьё.

Надо уточнить, что по  своей исторической сути «абречество»  — это течение, которое возникло в  период колониальной политики царизма на  Кавказе и  носило оно изначально характер социального протеста. Абреки своего рода, являлись защитниками народа, притесняемого властью. Но  со  временем под этим течением стали скрываться обычные воры, любители нажиться чужим имуществом. Они совершали кражи, грабежи, набеги, оправдывая свои лжи геройские выходки тем, что они воруют не  у  мусульман. По  поводу большой добычи они устраивали праздники, малоимущим иной раз отдавали часть своей добычи. Но  в  народе их  уже давно принимали враждебно, и  лишь незначительная часть общества считала их  героями, удальцами и  храбрецами. Особенно попадали под влияние молодые, ещё не  созревшие головы. Как было и  в  нашем случае.

Итак, беспокойство матери нашего героя заметил супруг  — Дударкх-хаж Харсиев, который был уважаемым и  почитаемым в  ингушском обществе человеком. Он  был одним из  тех, кто совершил пешком хадж в  священную Мекку. Детей своих он  воспитывал в  религии, учил жить по  нормам ислама, уважительном отношении к  ингушским адатам и  традициям. К  труду относился сакрально, сам работал от  зари до  зари не  покладая рук, и  детей приучал к  труду, и  к  тому, что заработанный кусок хлеба своими руками гораздо вкуснее и  надёжнее краденного золота.

Узнав причину беспокойство своей супруги, Дударкх-хаж оделся по  форме и  в  ожидании сына присел на  скамейку во  дворе. Джабраил вернулся, когда забрезжил рассвет. Ближе к  дому он  слез с  коня и  вёл её  тихим шагом под уздечку, дабы не  разбудить родителей. Но  когда увидел отца, с  суровым выражением лица, явно ожидающего его, сразу понял, что изворачиваться уже поздно. На  вопрос Дуракх-хажа, где он  был и  чем промышлял, юноше пришлось ответить как есть. Таково было воспитание, врать отцу нельзя было ни  при каких обстоятельствах. Отец выслушал сына, отчасти понял его желание проявить геройство среди друзей, но  ещё раз напомнив о  том, что в  исламе воровство являются тяжким грехом, предупредил, что ни  минуты не  сомневаясь пристрелит его как собаку, если он  вдруг рискнёт повторить сегодняшний поступок. «Наш род,  — сказал  он,  — всегда жил на  заработанное честным трудом, работая до  седьмого пота. Держал скот, пахал землю, воспитывал детей в  труде и  в  честности, и  я  не  позволю, чтобы мой сын пошёл по  другому пути, греховному в  исламе, и  чуждому нам по  сути».

Джабраил слушал молча, опустив голову. Он, конечно  же понимал, что поступил неправильно, и  нисколько не  сомневался в  том, что отец пристрелит его, если повторится подобное. Но  было и  другое обстоятельство. Был договор между молодыми людьми, что в  такую-то ночь, это получалось дня через два-три, они ещё раз пойдут на  подобное «дело». Что делать, и  как быть? Этот вопрос мучал нашего героя. Идти против отца он  не  хотел, но  и  прослыть трусом среди молодых людей не  желал, да  ещё в  этом возрасте, когда есть огромное желание продемонстрировать свою состоятельность и  независимость. Всё это тяготила его.

Наконец молодой человек принял непростое решение. Чтобы не  осрамиться перед друзьями, раз дал слово, он  в  последний раз пойдёт на  «дело» и  после этого закроет раз и  навсегда эту тему. А  чтобы не  расстраивать родителей, сделает это, как можно незаметно. Вечером после трудового дня он  притворился, что идёт спать, сам  же после полуночи вышел через окно комнаты. В  хлеву разобрал стену, сколоченную из  дерева, чтоб вывезти коня через огород, который выходил на  поле. Но  материнское сердце чувствовало и  не  упускало из  вида своего сына. Она разбудила мужа и  сказала ему, что Джабраила нет дома, нет коня, разобрана стена в  хлеву, разумеется, он  прихватил и  ружьё. Всё стало ясно.

Дударкх-хаж понял, что сын устроил ночной побег и  сел его ожидать во  дворе с  заряжённым ружьём. Он  знал, что вернётся он  не  как обычно, а  через огород, «залатав» стену в  хлеву. Прицелился он  не  на  шутку, сев напротив калитки, которая вела из  заднего двора. Но, как позже рассказывал сам Джабраил Харсиев, коробка дверная была низкая, а  он  был высокого роста, благодаря чему вынужденно пригнулся в  то  время, когда раздался выстрел. Пуля прошла касательно, снесла шапку и  слегка задела голову. Джабраил сбежал.

Больше месяца сын не  появлялся дома. Все родственники уже знали про эту историю. Отец категорически не  хотел принимать ни  сына, ни  посланников с  его стороны. Но  потом в  спор вступили старшие, и  под обещание и  мужское слово, данное Джабраилом при всех, «дело» было закрыто. Но  эта история стала хорошим уроком для молодых людей и  следующего поколения.

Мало верится, что отец хотел убить сына. Хотя, кто его знает, это были другие времена, другие нравы. Скорее всего, он  верил своему глазу, был хорошим стрелком, хотя это было крайне рискованно, и  жёстко. Но  история раз и  навсегда избавила сына от  дурных мыслей, и  не  только его одного, а  всех молодых представителей рода.

Урок суров, но  он, по  словам рассказчика Суламбека Харсиева, сработал и  работает по  сегодняшний день. «В  нашем роду детей с  малого возраста приучали к  труду,  — говорит  он. —  Заработанное чистым и  честным трудом принесло нам только благо, оно считалось и  считается благодатью для последующего поколения, для будущего рода и  всего ингушского народа в  целом».