«Нам кажется, что ингушскому народу суждено исчезнуть»

Уважаемые читатели нашего сайта. Представляем вашему вниманию перевод статьи из известного французского журнала « Le Monde illustré » («Иллюстрированный мир») от 23 февраля 1875 года. Это был ведущий иллюстрированный еженедельный политический журнал во Франции, который выпускался в период 1857-1940 годов и с 1945 по 1956.

Благодарим Фериде Цечоеву за перевод статьи и предоставленный нам материал.

«На  Кавказе  существуют известные  народы  с  особыми  нравами,  и  надеюсь, что  читатели этой  газеты  позволят  нам  познакомить  их  с  одним  из  них.  Называется народ –  «Ингуши». Население составляет около  десяти  тысяч  человек  и  живут  они  в  дикой  и  живописной долине  реки  Асса,  притока  реки  Терек,  которая,  в  свою  очередь,  протекает  через Владикавказский  район.

Деревни  ингушей  носят название  «Аулы».  Они  построены  в  самой  гористой  части  долины и  имеют  очень  оригинальный  вид.  Эти  аулы  состоят  из  каменных  башен  высотой  от двадцати  до  двадцати  пяти  метров  и  основанием  от  пяти  до  десяти  квадратных  метров.  Каждая  из  этих  башен  находится в  живописном  месте, либо  на  крутых  склонах  горы,  либо у  самого  подножия  скал.  Как  видно  на  рисунке,  изображающем деревню Таргим,  эти башни,  по  большей  части,  рушатся,  потому что  их  значение  сегодня  равно  нулю.  В  древние времена все обстояло иначе,  когда  стратегией  первобытных  народов  было  использовать  эти сооружения  как  одно  из  самых  мощных  средств  защиты.  Сегодня  старые  башни  защищают дома,  которые  местные  жители  любят  строить  у  их  подножия,  и  они,  по  крайней  мере,  сохраняют  свое  былое  величие.

Любопытно  отметить,  что  окна  этих  башен  имеют  крестообразную  форму.  Этот христианский  символ,  по-видимому,  указывает  на  то,  что  древние  ингуши  не  принадлежали к  исламу.  Трудно  предположить,  что  мусульмане  согласились  бы  использовать  (даже  в полезных  целях)  запрещенный  им  орнамент.  Впрочем,  можно  привести  и  другие доказательства  в  пользу  этой  идеи.  Мы  найдем  их  в  маленькой  церкви,  расположенной недалеко  от  Таргима,  в  маленькой  деревне  под  названием  «Карач»,  на  слиянии  рек  Асса  и Фкаба-Фшотч.  Одно из доказательств —  старый  храм  с  обвалившейся  крышей,  где  над воротами  в  нише  до  сих  пор  висит  полноразмерный,  довольно  хорошо  сохранившийся барельеф.  В  углу  стоят  скульптурные  фигуры  апостолов,  один  из  которых,  держит  в  рукахкрест;  в  центре  барельефа  миниатюра  церкви  с  колокольней;  наконец,  справа  одна  рука держит  частично  сломанный  крест.  Карниз,  идущий  вдоль  крыши,  сильно  поврежден,  но,  судя  по  некоторым  попыткам  реставрации,  похоже,  что  кто-то  ещё  пытался  бороться  с разрушением  и  действием  времени.  Сегодня  это  святилище  пусто  и  дождевые  воды,  стекающие  с  горы,  беспрепятственно  проникают  в  него,  засыпая  землю  песком  и  камнями.  Иногда  пастухи,  чьи  стада  пасутся  в  этих  отдаленных  местах,  приходят  туда  переночевать со  своим  скотом. 

Теперь  давайте  посмотрим как выглядят  кладбища  ингушей.  Они  состоят  из  настоящей деревни  склепов  под  названием  Чурт.  Кладбище  Таргима  расположено  на  крутых  и скалистых  склонах  горы.  Эти  «чурты»  представляют  собой  небольшие  сооружения площадью  2  м²,  крыша  которых  покрыта  шифером.  Внутри  склеп  разделен  на  два  или  три этажа,  на  каждом  из  которых  выложены  ряды  скелетов  взрослых  и  детей,  завернутые  в цветные  ткани  или  «бешметы» (разновидность  кавказской  одежды).  По  словам  ингушей,  каждый  «чурт»  представляет  собой  семейный  склеп,  и  строились они  во  времена  великой эпидемии  холеры  или  чумы.  Ингуши  рассказали  мне,  что  эпидемия  была  настолько сильной,  а  число  умерших  было так велико,  что  не хватало  времени  похоронить  всех. Поэтому те, кто был заражен,  сами  шли  на  кладбище,  ложились  в  свои  чурты  и  ждали смерти.  Ингуши,  которые  не имеют понятий о времени,  не  могут  сказать  каким  периодом датируется  эта  эпидемия.  Если  судить  по  ещё  не  истлевшей ткани и по костям,  эта  эпоха  не очень  далека  от  современной.

Ингушская  женщина  не  отличается  красотой.  Их  трудно назвать  «породистыми», а работае щё  больше  их уродует.  Женщина  делит  с  мужчиной  всю  работу  в  поле,  но,  в  свою очередь,  сильный  пол  не  делит  с  женщиной  работу  по  дому.  Для  мужчины  считается оскорблением  носить  воду  или  пользоваться  метлой.  Среди  оскорблений,  которые употребляют  ингуши,  одно  из  моих  любимых  звучит  так: «Он  хуже  женщины,  он  даже хуже  вдовы».  Оно  употребляется,  когда  стало  известно,  что  жених  заплатил  за невесту  105  рублей  (калым)  ее  родителям,  но  что  если  она  вдова  или  разведенная,  то  она  стоит только  половину  этой  суммы,  четверть,  даже  если  она  овдовела  во  второй  раз.  Мне рассказывали,  что  за  одну  многократно  разведенную  женщину,  давали  только  двух  овец  и четверть  фунта  табака. 

Раз  уж  мы  заговорили  о  свадьбе,  стоит  сказать  несколько  слов  о  свадебной  церемонии ингушей.  На  фотографиях  можно  увидеть момент  прибытия  невесты  в  дом  жениха.  Никто из мужчин на свадьбе не должен видеть невесту.  Обычно  она  сидит  в  маленькой  низкой комнате,  с  удушающей  атмосферой,  которая,  кажется,  никого  не  беспокоит.  Невеста остается  в  окружении  своих  близких  родственников,  и  ни  один  мужчина  не  осмелится войти  в  эту  гинекею  (женские  покои).  В  это  время во  дворе  дома,  под  большим  голубым небом, проходит свадебный пир.  Самые  именитые  гости  приглашаются  принять  в  нем участие  и  размещаются  на  крыше,  построенной  в  качестве  трибуны  почета.

Именитым  гостям  дают  стулья;  что  касается  остальных  —  они  садятся,  как  могут.  Как видно  на  фотографии,  справа,  за  небольшим  столиком  сидит  мужчина.  Это  мулла,  мусульманский  священник,  ничем  внешне  не  отличающийся  от  других  ингушей.  За  этим столом  собираются  деньги  на  оплату  блюд  застолья;  каждый  вновь  прибывший  должен явиться  к  этому  сборщику  податей  и  сдать  несколько  копеек,  взамен  которых  ему предлагается  съесть  кусок  чурека  (сискл  —  кукурузную  лепешку)  и  кусок  сыра.  Наконец,  на  деньги,  собранные  муллой,  покупается  баранина,  целиком  готовящаяся  в  большой кастрюле.  В  течение  всего  праздника  женщины  собираются  в  несколько  разных  групп,  а затем  устраиваются  танцы,  в  которых  замужние  женщины  участвовать  не  могут.  Под звуки  аккордеона,  который  всегда  держит  девушка,  какой-то  ингуш  начинает  танцевать  по кругу,  затем  молодая  девушка  из  его  группы  подходит  к  нему,  и  начинается  танец  вдвоем.  Танец,  который  широко  распространен  на  всем  Кавказе  и  популярен  в  других  странах,  называется  он  лезгинка.  Так  продолжается  два  —  три  дня,  после  чего  уставшие  и  сытые ингуши  расходятся  по  своим  домам.  Ингуши  очень  гостеприимны  по  отношению  к иностранцам  и  тщательно  следят  за  тем,  чтобы  в  пределах  их  села  не  случилось  никаких несчастий.  Но  между  этими  же  людьми  возникает  редкая  жестокость.  Месть  кажется одним  из  их  любимых  законов;  кроме  того,  это  общий  закон  от  одного  конца  Кавказа  до другого.  Нет  убийцы,  которому  бы  не  отомстили.  Родственник  убитого  всегда  мстит  за свою  честь,  убивая  самого  убийцу  или  кого-то  его  родных.  Эта  вражда  може тпродолжаться  в  течение  многих  лет  и  даже  в  течение  нескольких  поколений.  Постоянное ношение  оружия  стало  таким  традиционным,  что  даже  дети  вооружены  кинжалами  и пистолетами.  Огнестрельным оружием  является  каменное  ружье,  поскольку  власти запрещают  ношение  другого оружия.  Однако  именно  кинжал  больше  всего  нравится ингушам:  он  их  верный  товарищ,  он  используется  для  защиты  от  врага  или  служит  для того,  чтобы  зарезать  овец  или  нарубить  дров. 

Ингуш  и  казак  —  потомственные  враги  ещё  со  времен  завоевания  страны.  Горцы  были вытеснены  казаками  в  укрепленные  части  горы,  пахотные  земли  и  аулы  были  переданы казакам. 

Темные  осенние  и  зимние  ночи  обычно  омрачены  сценами  грабежей  и  убийств. 

Ингуши  спускаются  с  высокого  отступления  к  казачьим  станицам,  режут  кинжалами изгородь,  защищающую  конюшню,  проникают  внутрь,  похищают    шерсть,  коров,  и  даже пчелиные  ульи.  Казаки,  правда,  мстят  им  и  охотятся  на  ингушей,  как  на  дичь. 

Вот  фотографии  двух  сцен  из  драматической  истории,  свидетелем  которой  я  был.  Однажды  ночью  один  ингуш  проник  во  двор  казака,  чтобы  украсть  там  шерсть.  Ингуш,  не думая  ни  о  чем,  просовывает  руку  в  отверстие  двери  конюшни,  чтобы  задвинуть  засов.  Но,  к  несчастью  для  него,  хозяин  конюшни  спал  именно  там.  Хозяин,  испуганный  шумом,  схватил  свою  винтовку  в  темноте  и  выстрелил  в  том  направлении,  откуда  доносился  звук.  Пуля  была  направлена  достаточно  точно,  чтобы  пройти  через  дверь  и  попасть  грабителю  в грудь.  Тот  рухнул  навзничь,  издав  ужасный  крик. “Аллах!” —  крикнул  один  из  его сообщников  снаружи,  выстрелил  в  ответ  и  убежал.  Затем  все  погрузилось  в  тишину.  Казак  захотел  выйти  и  схватив  засов,  одновременно  захватил  и  руку  трупа.  Понимая,  что по  правосудию  нужно  показать  государству  место  происшествия  таким,  каким  оно  было  вовремя  преступления,  наш  казак  выходит  из  конюшни  через  крышу  и  обнаруживает  там вора,  попавшегося  как  лиса  в  капкан.  Именно  до  вмешательства  правосудия  мне  удалось сделать  две  эти  фотографии. Подобные сцены часто повторяются и, конечно, можно предвидеть, что одно из племен в конце концов истребит другое. Нам кажется, что ингушскому народу суждено исчезнуть. Мы будем рады, если этим нескольким строкам удастся сохранить память о них».